«Они говорили: у тебя глаза, как у отца…» Длинные волосы, загорелая кожа, сеть едва заметных морщин вокруг глаз. Лицо мертвого человека. Он без выражения смотрит с монитора на сына. И на заваленный бумагами стол. И на свою бывшую ассистентку. И на все вокруг. Отчего-то Винсенту во взгляде фотографии мерещится упрек. В который раз он пытается переубедить ее, но у него снова ничего не выходит. Возможно, у него и не получится. В который раз он спорит с ней, но она не слышит его. Возможно, и не услышит. Он привык стрелять без промаха, но, кажется, сегодня все выходит наоборот. После сегодня обязательно придет завтра, и Винсент видит, каким оно будет: прежняя работа, натянутые приветствия, торопливый перестук отдаляющихся шагов, опущенные взгляды, ссоры, необдуманные действия, миллионы часов вымученного молчания до возвращения в Мидгар, до ненужных встреч, до эксперимента, до свадьбы, до смерти – и вечное ощущение, что еще можно было что-то исправить. В этом завтра у них не будет ничего общего, кроме вины, и Лукреция больше не улыбнется ему. Никогда снова. «Но разве ради этого он спас ее? Ради этого?» Фотография отца смотрит с грустной усмешкой. - Он сделал это не для того, чтобы ты всю жизнь винила себя, - говорит Винсент. Возможно, уже в сотый раз за последние полчаса. Возможно, это последний раз. Не для слов – вообще. - Он умер из-за меня, - в сотый раз говорит Лукреция, и ее голос дрожит. Дрожит ледяная стена, которую полчаса назад они построили друг меж другом. И Винсент понимает, что у него есть всего несколько минут, чтобы одним выстрелом разнести эту стену на куски, пока она не стала каменной. Без промаха. - Он не винит тебя. И я не виню тебя. «Он хотел, чтобы ты жила». В ее взгляде – непонимание, в ее взгляде – отчаяние, в ее взгляде – надежда. - Как ты можешь говорить это, зная, что я сделала? Это ведь я… «…Что ты зачем-то обвинила себя в смерти человека, которому я должен сказать спасибо». Монитор, отсчитав положенное время, гаснет. - Никогда больше не говори, что ты убила его, - в его голосе – сталь. Она кладет свою руку на руку Винсента, и счет переходит на секунды. - Но это была моя ошибка. Прости… В ее взгляде – решимость, но поздно – он решил раньше. За секунду до того, как Лукреция поднимется и уйдет, он сжимает ее ладонь – с той же поспешностью, с какой сжимает рукоять только что выхваченного из кобуры пистолета. - Для меня это неважно, я все равно тебя люблю. В ее глазах – растерянность, нерешительность, удивление. В ее глазах – тающий лед. Возможно, ему никогда до этого не хотелось обнять ее так, как сейчас. Но он знает, что уже не позволит ей никуда уйти. И Лукреция не отпускает его руки. Возможно, они выживут.
АУ, 443 слова.
«Они говорили: у тебя глаза, как у отца…»
Длинные волосы, загорелая кожа, сеть едва заметных морщин вокруг глаз.
Лицо мертвого человека. Он без выражения смотрит с монитора на сына. И на заваленный бумагами стол. И на свою бывшую ассистентку. И на все вокруг.
Отчего-то Винсенту во взгляде фотографии мерещится упрек.
В который раз он пытается переубедить ее, но у него снова ничего не выходит. Возможно, у него и не получится.
В который раз он спорит с ней, но она не слышит его. Возможно, и не услышит.
Он привык стрелять без промаха, но, кажется, сегодня все выходит наоборот. После сегодня обязательно придет завтра, и Винсент видит, каким оно будет: прежняя работа, натянутые приветствия, торопливый перестук отдаляющихся шагов, опущенные взгляды, ссоры, необдуманные действия, миллионы часов вымученного молчания до возвращения в Мидгар, до ненужных встреч, до эксперимента, до свадьбы, до смерти – и вечное ощущение, что еще можно было что-то исправить. В этом завтра у них не будет ничего общего, кроме вины, и Лукреция больше не улыбнется ему. Никогда снова.
«Но разве ради этого он спас ее? Ради этого?»
Фотография отца смотрит с грустной усмешкой.
- Он сделал это не для того, чтобы ты всю жизнь винила себя, - говорит Винсент. Возможно, уже в сотый раз за последние полчаса. Возможно, это последний раз. Не для слов – вообще.
- Он умер из-за меня, - в сотый раз говорит Лукреция, и ее голос дрожит.
Дрожит ледяная стена, которую полчаса назад они построили друг меж другом. И Винсент понимает, что у него есть всего несколько минут, чтобы одним выстрелом разнести эту стену на куски, пока она не стала каменной.
Без промаха.
- Он не винит тебя. И я не виню тебя.
«Он хотел, чтобы ты жила».
В ее взгляде – непонимание, в ее взгляде – отчаяние, в ее взгляде – надежда.
- Как ты можешь говорить это, зная, что я сделала? Это ведь я…
«…Что ты зачем-то обвинила себя в смерти человека, которому я должен сказать спасибо».
Монитор, отсчитав положенное время, гаснет.
- Никогда больше не говори, что ты убила его, - в его голосе – сталь.
Она кладет свою руку на руку Винсента, и счет переходит на секунды.
- Но это была моя ошибка. Прости…
В ее взгляде – решимость, но поздно – он решил раньше. За секунду до того, как Лукреция поднимется и уйдет, он сжимает ее ладонь – с той же поспешностью, с какой сжимает рукоять только что выхваченного из кобуры пистолета.
- Для меня это неважно, я все равно тебя люблю.
В ее глазах – растерянность, нерешительность, удивление. В ее глазах – тающий лед. Возможно, ему никогда до этого не хотелось обнять ее так, как сейчас. Но он знает, что уже не позволит ей никуда уйти. И Лукреция не отпускает его руки.
Возможно, они выживут.
думаю, теперь слово за заказчиком.
автор
Автор, спасибо.
вам спасибо за отзыв.
автор
Мне, как всегда, нравится как ты пишешь
автор
автор все еще здесь
могу открыться вам в приват, там обсудим
автор