читать дальшеКому-то снится, что он — меч. А мне наоборот: иногда снится, что я — человек. Всегда было интересно, как же ходить на двух ногах? Велика ли тяжесть оружия в руке? И что видят люди, смотря в небо? Наверно, я какой-то неправильный: не люблю свой свист в воздухе, мне не нравится втыкаться в плоть, а вид крови меня пугает. А может, был неправильным мой мастер. Всю жизнь ковавший моих братьев и сестер, он давал им имена: звонкие, весёлые, гордые — как он сам. А потом пришла старость и слепота. Я последний из его детей. Я помню, как рождался под ударами молота — мастер частенько мазал и попадал не по мне, а по наковальне, ругательски ругая свои глаза. Достав из масляной купели, он швырнул меня в кучу хлама в глубине кузницы, сочтя ненужным переводом металла. К счастью, мастер одумался. Кряхтя и охая, поднял меня, приделал рукоять, отполировал, отточил и дал имя. Я тогда обиделся на него. Мне хотелось зваться Божественным Правосудием, Адским Пламенем, Святым Мстителем или, на худой конец, Псом Войны. А меня назвали Поскрёбышем. Мастер смеялся, говоря, что это имя вполне достойно изделия слепого старика. Зато всегда брал меня с собой, выходя из дома: вместо клюки. А еще он разговаривал со мной — спрашивал, что происходит вокруг? Стучал моими ножнами по земле и сам отвечал себе: вон яма, вон кочка, а там и вовсе лужа, обойти бы надо. Жаль, нельзя было потыкать мной в небо — я бы рассказал мастеру, что там вижу. Меня продали с аукциона, когда мастер умер. Восхищались, вертя в руках: «Божественно! Последний меч нашего великого! Нашей гордости, нашей славы! Нет, вы только посмотрите на этот неповторимый изгиб лезвия — не правда ли, изумительно?» А мне хотелось спрятаться в свои ножны, глядя на их лица. Они искренне думали, что я — убийца. Мастер, прости им это заблуждение.
* * * * *
У меня-меча, к сожалению, долгая память: людская гораздо короче. Сначала я жил славой мастера, потом собственной историей. Честно говоря, я не знаю, что лучше. Иногда я даже сердился на людей, не знающих моего имени. - Это не меч, а какой-то поскрёбыш! «Почему какой-то?» - обижался я. - «Просто Поскрёбыш, без всяких вывертов!» И старался побольнее ткнуть нахала острием или ударить по ноге ножнами - чтобы закаялся обзываться. Те, кто покупали меня ради хрустких ударов по черепам и потоков крови, скоро убеждались в моей полной непригодности для такого рода дел. Я как мог вертелся в их руках, выскальзывая в самый неподходящий, по мнению владельцев, момент. Правда, мнение это почти никогда не высказывалось — разве что случайно выживший хозяин ругал меня за трусость. Но я не трус. Я просто не люблю убивать бессмысленно. Когда я снова оказывался в оружейной лавке, другие мечи хвалились своими трофеями: столько-то рук, столько-то ног, печенок, селезёнок, столько-то голов. Я молчал, искренне жалея их, убогих. И прощал — не знающих, как это: быть другом, не слугой. «Им просто не повезло», - думал я. - «Они не виноваты». Однажды в лавку пришел человек в очках. Мне как раз снилось, что я бегу по траве, высохшей от зноя, пугаю кузнечиков. Они прыгают и недовольно стрекочут вслед. А надо мной — небо. Я рассердился на человека, не давшего мне досмотреть сон. Изловчился и оцарапал ему ладонь. - Ах ты, поскрёбыш! - почему-то рассмеялся он, вместо того, чтобы приложить меня крепким словцом или бросить оземь. Я удивился, но виду не подал: еще чего не хватало! - Знаешь, - сказал мне человек. - Мой друг в беде. Может быть, ты поможешь мне его выручить? Сгоряча я чуть не стукнул его ножнами. Но подумал и решил дослушать — что-то в человеке было мне по душе. - Понимаешь, его обязательно нужно спасти, - горячо шептал очкастый. - Я обещал, что всегда приду на помощь, буду рядом с ним, если что приключится. И мне позарез нужен новый меч. Я знал, что люди носят очки, когда плохо видят. Мой мастер смотрел - мной. Интересно, а кем бы я стал для этого человека? Друг у него вроде уже есть. - Поскрёбыш, пойдешь со мной? Значит, стану соратником. Человек, я пойду с тобой спасать твоего друга. А ты потом расскажешь мне, что видишь, глядя в небо?
Автор